Энрике Иглесиас не из тех артистов, которые могут чем-то удивить. Самой приятной составляющей его концертов всегда была впечатляющая ярмарка невест, сияющая посреди сырого звука и ларечных латинохитов. На московский сольник Иглесиаса пришли, видимо, лучшие девушки города, однако то, что происходило на сцене, тоже было достойно самого пристального внимания.

Биток в “Олимпийском” — зрелище всегда радостное, но спрогнозировать такую радость бывает довольно сложно. Например, почему Бейонс Ноулз, r’n’b-дива номер один на планете, собрала позорные ползала, а второсортный, по международным стандартам, Иглесиас срывает аншлаг. Наверное, потому, что в России по-прежнему на десять девчонок приходится девять ребят. К тому же сам Энрике здесь почти свой: и папа известен на всю страну, и даже подружка из наших, так что за ценой (билеты на престижные места уходили по сто тысяч рублей) поклонники не постояли. Все ждали большого праздника и получили его.

Началось все с разогревающего DJ-сета (большой привет Мадонне и кудеснику вертушек Полу Оакенфолду, который открывал шоу поп-дивы год назад). У Энрике был, конечно, не Оакенфолд, но даже такой пролог выглядел более чем продвинуто. А перед самым выходом звезды на публику обрушился микс из хитов Fall Out Boy, Дэвида Боуи и других мало уместных в данной ситуации артистов. На коде песни британцев Radiohead погас свет, вышла группа, а самого Энрике подняли из-под сцены на пневмолифте. На стартовой Ring My Bells (один из хитов со свежего альбома Insomniac) можно было просто ахнуть. Две оглушительные гитары, модные электронные примочки и две ударные установки выдали убийственной силы звук, который никак не вязался с прежней приторной музычкой мистера Иглесиаса. Love to See You Cry и Bailamos, прозвучавшие нон-стопом, отчасти вернули поклонникам более привычного Энрике.

Главным козырем всего действа были, конечно, музыканты и бэк-вокалисты. Казалось, им под силу все: от экспериментального рока до приторной акустики, а уж что творила смуглая девушка Лаура, когда замещала Уитни Хьюстон в Could I Have This Kiss Forever, вряд ли осилит и сама Уитни. Ощущения, что на России, как всегда, сэкономили, не было. Над каждой минутой этого шоу явно думали, и думали не самые последние в индустрии люди.

Впрочем, никакой хай-тек не заменит душевного отношения к публике. На сцену вытащили два дивана, а потом двух парней и девушку из зала. Энрике вступил с ними в непринужденную беседу, извлек припасенную бутылку водки и сам с удовольствием опрокинул пару рюмок со своими новыми знакомыми. Но еще больше повезло девушке по имени Ира, которую Энрике выбрал из зала для танца. Фанатская душа рыдала от счастья, а руки пробовали на ощупь звездное тело: от плеч до пятой точки.

По окончании полуторачасового веселья остался один вопрос: почему? Почему тип, который очень плохо поет (почти все высокие ноты Энрике отдавал на откуп бэк-вокалистам), может стать фронтменом гиперэнергичного представления и даже свои недостатки превратить в достоинства? Почему наши Билан, Лазарев, несмотря на куда лучшие вокальные данные, не могут устроить на сцене праздник? Почему когда они поют живьем, то выглядят как солдаты, бросающиеся на амбразуры? Почему даже самая примитивная попса, попав в хорошие руки, может выглядеть достойно? Почему почти любой западный артист по-прежнему похож в России на миссионера, пытающегося приобщить пигмеев к цивилизации? Ответ скорее всего в том, что с пигмеев другой спрос и оставаться таковым легче, сообщает "Московский комсомолец".